Стелла высаживает меня возле офиса и просит позвонить, когда нужно будет забрать. Раньше я вполне обходился такси, а сейчас думаю, что неплохо бы получить права. Дерьмово как-то, что Стелле приходится быть моим личным водителем.

Пока поднимаюсь в офис, гадаю, что будет, если я вдруг встречусь с Родинским. Решаю, что ни хера не будет. Рёбра почти перестали болеть, намордник с челюсти уже сняли. Я жив и здоров, и у меня есть Стелла. А у него Стеллы нет, так что он в любом случае проиграл. Вот пусть с этим и остаётся.

— Привет… — растерянно тянет Ирина в ответ на моё бодрое приветствие. — А ты… Я думала, ты всё…

— Я всё. Пришёл документы подписать и забрать трудовую.

Она отводит глаза.

— Ясно.

Желая избежать повисшей неловкости, я ускоряю шаг. С тех пор как я восстановил сим-карту, Ира ни разу не попыталась узнать, как у меня дела. Вообще никто из офиса не попытался, кроме Алёны.

Марьина написала дня три назад, спросила, чем занимаюсь. Я так понял, на работе не в курсе, что я лежал в больнице. Оно и к лучшему, конечно. Просто… Хер знает. Странное какое-то ощущение. Ирина раньше едва из-за стойки не вылетала при виде меня, а сейчас глаза прячет. Впрочем, на это мне тоже должно быть по хер. У всех свои тараканы.

В отделе кадров просят написать заявление, датированное тем самым днём, когда гэбээровец Саша сломал мне челюсть. Подруга Стеллы тоже ведёт себя не как обычно: говорит мало и исключительно по делу, хотя всегда сыпала шутками.

— Ну вот и всё вроде бы, — произносит она на прощание. — Спасибо, что сразу заехал.

Деньги, заработанные за три недели, мне, разумеется, никто не выдаёт. Тоже похер. На такую лояльность со стороны Родинского я и не рассчитывал.

По пути к лифту встречаю ещё пару знакомых, но и они ведут себя так, будто видят меня впервые. С другой стороны, почти месяц прошёл. Чего им особенно радоваться?

Когда двери кабины начинают съезжаться, в них неожиданно протискивается Алёна.

— Увидела тебя и решила воздухом подышать, — поясняет она с натянутой улыбкой.

Мне приятно, что решила. Потому что… Ну чёрт его знает… Мне казалось, что с ней, Иркой и Семёном мы по-настоящему сдружились.

— Ты работаешь где-то сейчас?

— Пока нет. Через час у меня собеседование.

— А… отлично. Желаю удачи.

— Спасибо.

— Ты звони, если что, — говорит она через паузу. — Всегда буду рада увидеться. И просто знай, что слухам я не верю.

— Каким слухам? — переспрашиваю я, внезапно ощущая, как пол под ногами превращается в вибрирующую платформу. Я ведь чувствовал, что что-то должно было быть. Что атмосфера в офисе странная.

На крыльцо я выхожу в откровенном ахуе. Машинально ощупываю карманы в поисках сигарет, на мгновение забывая о том, что давно бросил. Сейчас мне необходимо чем-то занять кулаки, чтобы от ярости не стесать их о ближайшую стену. А лучше — о морду Родинского. Мудак пустил по офису слух, что я сливал информацию конкурентам. Якобы из-за меня полетел один кассовый проект, на котором он потерял миллионы. Сука…

Прикрыв глаза, глубоко дышу. Мстительная тварина. Теперь ясно, почему в отделе кадров на меня смотрели как на как разлагающегося сифилитика. Вот так легко поверили?

Продышавшись, я набираю Стелле и говорю, что подъезжать за мной не нужно. Она начнёт спрашивать, в чём дело, а я пока не способен внятно изъясняться. Я только одного не понимаю: в чём его кайф? В смысле в чём кайф пиздеть бизнесмену его уровня? Это же детсадовская песочница.

На собеседовании мне приходится прилагать максимальные усилия, чтобы внятно отвечать на вопросы. И всё идёт как надо ровно до тех пор, пока меня не просят указать последнее место работы и телефон непосредственного руководства. Если они позвонят Родинскому, работы мне не видать.

Одеревеневшей рукой я вписываю данные в анкету, после чего со мной прощаются со словами, что в случае положительного решения обязательно позвонят. Но если эти ребята действительно решат меня пробить, — а любая приличная компания захотела бы на их месте — работы мне не видать.

Очутившись на воздухе, я готов опуститься на первый попавшийся бордюр и сжать башку, чтобы не так гудела. Ясно ведь, что это не единственное собеседование, где меня захотят «пробить». Должность обязывает. Сука, сука…

42

Стелла

— Когда тебе в следующий раз к врачу? Ты ведь должен сделать снимок, если мне не изменяет память?

— В пятницу, — хмуро бросает Матвей. — Но не уверен, что пойду. Я и так знаю, что в порядке.

— Но всё равно лучше сходить. Перелом — нешуточное дело. Во сколько тебе назначено? Я отвезу.

Взгляд Матвея темнеет, вспыхивая раздражением.

— Я ведь сказал, что подумаю. Хватит обращаться со мной как с первоклассником.

— Если ты не понял, я за тебя беспокоюсь, — чеканю я, поднимаясь из-за стола.

Выливаю недопитый кофе в раковину, на автомате споласкиваю чашку и, стуча босыми пятками, иду в ванную. Там, уставившись на своё отражение, уговариваю себя не расстраиваться. Знаю, что Матвей зол не на меня. Он переживает из-за провальных собеседований, которых на этой неделе было не меньше пяти.

Мне больно видеть, как с каждым днём он закрывается всё сильнее. Эта мясорубка случилась с ним из-за меня. Связался бы Матвей со мной, зная, что его жизнь покатится под откос? Спроси я его об этом, он бы, конечно, ответил, что ни о чём не жалеет. Но будет ли он считать так спустя год или два? С его талантом управляться с цифрами и неординарным мышлением перед ним должны открываться тысячи возможностей, а теперь… Едва залечив переломы, он заново расшибает лоб о каменную плиту.

Дверь позади ударяется в стену, а в следующую секунду в отражении рядом со мной появляется лицо Матвея. Крепко обняв за талию, он целует меня в плечо.

— Извини, ладно? Я мудила.

— Ты не мудила, — мягко говорю я, поглаживая его по руке. — Всё наладится, вот увидишь. Я тебе обещаю.

Моё обещание родилось не на пустом месте. Вчера я решила обратиться к Багрянцеву и попросить его о вакансии для Матвея. Я не любитель эксплуатировать дружеские связи, но сейчас это, пожалуй, лучшее, что я могу сделать. Втайне, конечно.

— Ты только не переживай, ладно? — успокаивающе шепчет Матвей. — Я найду способ заработать. В конце концов, на финансовой сфере свет клином не сошёлся. Буду пробовать что-то другое.

Внутри меня остро вспыхивает протест. Нет-нет-нет. Что значит «клином не сошёлся»? Матвей обожает цифры и то, чем занимается. У него природный дар. Нельзя так просто от этого отказываться.

В памяти всплывают издевательские слова Романа, что скоро Матвею будет в радость работать на автомойке, и желание позвонить Багрянцеву переходит в разряд фанатичного. Я не позволю испортить Матвею жизнь. Он через столько дерьма прошёл и не должен в него вернуться.

Повернувшись, я кладу ладони Матвею на плечи и тянусь к его губам:

— Давай сегодня сходим куда-нибудь, а? Можно в кино. Что скажешь?

Про кино — чистая импровизация. Я не очень жалую кинотеатры, но в эту самую минуту хочу порадовать Матвея. Наша жизнь и без того превратилась в череду сражений. Он борется за возвращение к нормальной жизни, я воюю с виной и страхами. Всё, что у нас есть — это мы друг у друга. Больше поддержки ждать неоткуда.

— Давай. Собеседование закончится около четырёх, а потом можем пойти. Какой жанр предпочтительнее? Мелодрама? Триллер? — В глазах Матвея появляется шутливый блеск. — Может быть, боевик?

— Выберешь боевик, и это будет наш последний поход в кино, — отвечаю ему в тон. — Я вернусь из зала часа через два и смогу тебя отвезти.

Неделю назад я записалась в фитнес неподалёку. Хотела подарить абонемент и Матвею, но он ожидаемо отказался. Мне тоже нужно подыскивать работу, но я всё никак не могу решиться. Сначала хочется окончательно порвать с прошлым, а если точнее — развестись.

Юрист Романа связывался со мной один раз, чтобы узнать, претендую ли я на дом, и, получив отрицательный ответ, пропал. Может быть, они с Романом разрабатывают коварный план, как лишить меня денег на банковском счёте и квартиры, кто знает. Меня уже мало что удивит.